По утрам я подкидываю в школу еще двоих детей. По радио передают музыку. Они подпевают. Я подъезжаю к обочине, где высаживают детей, и нажимаю кнопку, чтобы разблокировать дверцы. Пол выходит последним. Он задерживается у дверцы, надевая рюкзак.

– Эддисон белый или ханец? – спрашиваю я.

Но сын просто машет рукой, захлопывает дверь и бежит к группе мальчиков, которых я узнаю – все они родились здесь, все – ханьцы. Я не могу задержаться, чтобы посмотреть, как он входит в здание, поскольку за мной хвост из машин и микроавтобусов, но чувствую, что у меня защемило сердце. Хоть у нас больше и нет веревок на запястьях, я всегда буду связана со своим сыном.

По дороге домой у меня есть время поразмыслить. Мне тридцать семь, я нахожусь в самом разгаре лета своей жизни. Мой муж успешный человек. Он сохранил свой бизнес, но в настоящее время это не главное его дело. В самые мрачные дни рецессии, когда акции продолжали падать, а цены на недвижимость рушились, он начал скупать дома – ремонтировал их и продавал таким же, как он сам, людям, желавшим закрепиться в Америке и надежно вложить свои капиталы.

Когда нашему сыну исполнилось пять лет, Цзинь претерпел еще одну трансформацию. Он наконец смог избавиться от призрака своего отца.

– Полу сейчас столько же лет, сколько было мне, когда я предал отца, – сказал он мне. – Теперь я понимаю, что он любил бы меня, что бы я ни сделал, как и я всегда буду любить своего сына…

Вот так груз упал с души Цзиня. Он начал строить жилые комплексы в Уолнате, Риверсайде, Ирвайне и Лас-Вегасе для ханьцев: с вок на кухне и в соответствии с фэншуй. Не успокоившись на этом, открыл офисы недвижимости в холлах отелей «Хилтон» и «Краун плаза», лучших гостиниц долины Сан-Габриэль для китайских туристов, и нанял консультантов, которые предоставляли им информацию об ипотеке и школах, помогали в оформлении американской визы EB-5 и продавали недвижимость – от скромных домиков чисто для галочки до роскошных особняков стоимостью от десяти миллионов долларов для их отпрысков, обучающихся в Калифорнийском университете или Оксидентале.

Я тоже добилась успеха. С 2008 года цена на хороший чай неуклонно росла. А в этом году опять бум! Стоимость пуэра снова взлетела до небес. У меня крупная компания с офисами в долине Сан-Габриэль и Гуанчжоу. Мы продаем сырой, обработанный и выдержанный пуэр, от недорогих до чрезвычайно редких и дорогих сортов, которые не стыдно преподнести в подарок самым могущественным лидерам Китая. Я владею внушительным капиталом и сама ищу поставщиков. У меня есть договоренности почти со всеми деревнями на горе Наньно. Крестьяне приходят ко мне каждый год, прознав, что я плачу честно и исправно, и говорят, что обнаружили древние чайные деревья или заброшенные рощи высоко-высоко на горе. Я говорю им, что чай должен быть собран с деревьев возрастом не менее трехсот лет, а сами крестьяне должны сначала попить его и убедиться, что деревья не настолько дикие, что от употребления их листьев можно заболеть. Мои братья проверяют каждую партию. И если крестьянин попытается подмешать некачественные листья в то, что он мне продает, мы больше никогда не будем иметь с ним дела.

У меня есть фабрика по ферментации в Мэнхае. Главное помещение размером с футбольное поле. Весь пол покрывают аккуратные кучи чая размером двенадцать на тридцать футов и глубиной в фут, каждая весит пять тонн и находится на разной стадии ферментации. Весь комплекс окружен высокой стеной, обнесенной колючей проволокой. Я получаю множество просьб о проведении экскурсий от международных знатоков, дилеров и ученых. Я отказываю всем, говоря: «Если вы хотите узнать о наших древних чайных деревьях, приезжайте на гору Наньно».

Каждый чай я делаю кустарным способом: никаких пестицидов, никакой механизации. Все это может происходить без моего присутствия – за исключением сезона сбора чая, когда мы с Цзинем возвращаемся в горы, чтобы проконтролировать сбор, обработку и ферментацию, – потому что мне помогает и доверяет моя семья.

Моим трем племянницам, родившимся в один и тот же год, уже по девятнадцать лет. Правительство обратилось к ним с посланием: «Ваш долг перед нацией – родить здорового ребенка», но ни одна из них пока не вышла замуж. Они отвергают тех, кто говорит им, что скоро они станут как пожелтевшие жемчужины – слишком старыми, чтобы быть полностью любимыми. У них еще есть восемь лет, прежде чем они официально получат титул шэннюй[44], «оставшихся женщин», и потому телевизионные шоу, в которых показывают несчастных, отчаянно пытающихся заполучить мужчину любой ценой: «Каково быть шэннюй», «Вперед, шэннюй!», «Безумные шэннюй», вызывают у них смех. Они подшучивают друг над другом, рассказывая о «двенадцати продуктах, которые помогут шэннюй забыть об одиночестве», и дарят их в качестве подарков на день рождения, чтобы шутка не заканчивалась: специальное приспособление для чистки чеснока, постельное белье цвета радуги и чайники на одну порцию.

Дочь Старшей невестки работает у меня в магазине на чайном рынке Фанцунь. Дочь Второй невестки осталась в деревне, но ездит по горам на мотоцикле, чтобы убедиться, что крестьяне, которые продают нам чай, собирают лучшие листья. Дочь Третьей невестки живет в долине Сан-Габриэль и занимается интернет-продажами моих чаев. Когда и если мои племянницы решат, что готовы «работать и есть» с мужем, им будет из кого выбрать, ведь в Китае молодых мужчин, ищущих себе пару, на тридцать миллионов больше, чем потенциальных невест. Но как убедить девиц? «Я делаю то, что хочу, – сказала мне дочь Старшей невестки в нашу последнюю встречу. – И сама выбираю, куда идти!»

Как бы то ни было, я точно знаю, что моя свекровь снова сидит на скамейке в Мемориальном саду мучеников, когда она в Гуанчжоу, или бродит по площади Сан-Габриэль – это место мы иногда со смехом называем Великим китайским торговым центром, – когда приезжает к нам, чтобы подобрать подходящих (богатых и красивых) мужей для моих племянниц. Пусть только попробуют вырваться!

Мы с Цытэ по-прежнему избегаем друг друга, но я много слышу о ней, как, уверена, и она обо мне. Она перевела большую часть земель, которые сдавала в субаренду, под кофе, как и обещала семь лет назад. Юньнань даже стала туристическим центром для любителей кофе из числа ханьцев. Говорят, что к концу года более миллиона жителей нашей провинции будут работать в кофейной промышленности, поскольку мы обеспечиваем более девяноста пяти процентов производства кофе в Китае. Кроме того, выращивание кофе стало для нашего правительства и соседних стран, например Лаоса, способом вытеснить опиумный мак. Цытэ продает юньнаньский кофе компании «Старбакс» для